Протоиерея Вячеслава Харинова в Ленинградской области знают не только как настоятеля Успенского храма в селе Лезье Кировского района. Он погружен в поисковую работу. Его так и называют – поисковый батюшка. А ещё к акциям памяти отец Вячеслав, будучи президентом мотоклуба, привлек байкеров.

– Отец Вячеслав, что сподвигло вас заняться военной историографией?

– Я сын фронтовика. Отец ушел воевать в 17 лет. Летом 44-го он участвовал в Шауляйской операции в Прибалтике. Наши попали в окружение. Первая пулемётная рота 1166-го полка 346-й дивизии была практически уничтожена. В том бою отца тяжело ранило, он выползал с поля боя с полуоторванной ногой. Самые тягостные воспоминания его жизни были о товарищах, которые так и остались там, в ночи, лежать, непохороненными, на поле боя.

Эта боль была мною унаследована, когда, будучи взрослым состоявшимся человеком, я исполнил школьную мечту и стал священником. В 1995 году, студент семинарии, я случайно оказался в разрушенной церкви деревни Лезье, где потом пять лет как волонтёр занимался восстановлением храма. В окружающих лесах и полях столкнулся с войной, познакомился с поисковиками, а позже и сам стал членом поискового отряда «Святой Георгий».

Нет на планете мест, столь обильно политых кровью, как наш Кировский район. Невский пятачок, Синявинские высоты, Ивановский плацдарм… В конце 90-х поисковики хоронили павших дважды в год, осенью и весной, иногда до трёх тысяч одномоментно. Я совершал церковное поминовение, сопровождал подъём танков и самолётов...

– В те годы там и было создано немецкое военное кладбище?

– Да, немцев мы находили много: и захороненных, и «верховых». В войну около моего храма было погребено около трёх с половиной тысяч. С мертвыми не воюют. Каждый солдат имеет право на упокоение. Без почестей, но усопшего врага нужно предать земле. Это по-христиански.

Так появилось сборное кладбище в Сологубовке, рассчитанное на 85 тысяч могил – крупнейшее в мире немецкое военное захоронение. Вместе с восстановленным Успенским храмом и Парком мира оно стало частью миротворческого проекта России и Германии. Инициатива маленького деревенского прихода превратилась в знаковый международный проект.

Мечтаю этим летом провести в Парке Мира большой музыкальный фестиваль. Назвать его «Мир всем!». Привлечь представителей национальных диаспор Ленобласти, показать многонациональное единство России. Фестиваль покажет наше цивилизованное отношение к поверженным врагам. Думаю, это станет мощным словом в поддержку советских воинских мемориалов за рубежом.

– Ваши инициативы находят отклик в сердцах самых разных людей. Как вам это удается?

– Для многих ленинградцев трагедии войны связаны с судьбами их семей и близких. Силой народной памяти можно объяснить такой искрений отклик на наши акции. 

Французский историк Пьер Нора говорил, что история часто опровергает и профанирует события, а память – делает их священными. Вершина такой памяти – акция «Бессмертный полк». А начинается она с установки табличек и стендов, с неофициальных памятников, кенотафов, с искреннего поминовения на местах боев, с возвращения имён героев из забвения в рассказах и фильмах.

– Таких примеров много?

– Очень. Как член Общественной палаты Ленобласти я занимаюсь низовой мемориализацией. Меня поддерживают мотоциклисты Петербурга и области, члены поисковых отрядов, курсанты, студенты.

Мы привлекли внимание к ленинградской Хатыни – селу Большое Заречье, сожжённому карателями. Сейчас этот комплекс ухожен, широко посещаем, память павших увековечена часовней «На крови».

Сёстры Свято-Георгиевского сестричества, работая в архивах, восстановили имена всех участников знаменитого Шлиссельбургского десанта. Вместе с Денисом Базуевым мы занимаемся малоизвестным танковым сражением под Молосковицами в августе 1941 года – пятьсот танков, соотношение четыре к одному не в нашу пользу... Его можно считать увертюрой к будущей Курской битве.

Мы отстояли от уничтожения могилы лётчиков аэродрома Углово, установили информационные стенды и Поклонный Крест на острове Сухо, на протяжении 10 лет добиваемся присвоения звания Героя Зиновию Колобанову, чья рота подбила под Войсковицами 43 фашистских танка.

Судьбы узников концлагерей, подвиг курсантов Ново-Петергофского училища погранвойск, сапёры, морские пехотинцы, конные мобильные группы, ополченцы… Проекты охватывают всё Приладожье, включая Карелию. Летом памятные акции проходят практически каждую субботу.

– Расскажите о наиболее волнующем мероприятии из последних.

– Особое событие – создание мемориала на месте «Выборгской трагедии». В августе 41-го здесь по вине военного руководства в котёл попали 115-я, 43-я и 123-я дивизии. В результате – семь тысяч убитых, девять тысяч пленных… Остатки вышли из окружения через Койвисто (Приморск), а уже через месяц 576-й полк 115-й дивизии воевал на отбитом у врага Невском Пятачке. Это ли не героизм?

На огромной поляне, где в последнюю атаку поднял роту замполитрука Василий Пасхин, его сын Юрий, ставший профессиональным скульптором, ещё в 80-е годы высек памятник из огромного валуна. Лицо бойца, крест и табличка с эпитафией из апостола Павла: «Если мы умерли со Христом, то и жить будем с ним». Понятно, что в советское время монумент «не заметили»...

Сейчас мы занимаемся мемориализацией этого места. Нас услышал и поддержал губернатор Ленобласти Александр Дрозденко. И это лишь один из примеров «народных памятников». Да, зачастую расположены в не самых доступных местах, в лесах и болотах, но забывать их нельзя. Знаю, что у ленинградцев интерес к их посещению велик. Нужно разрабатывать маршруты мемориального туризма.

– Как строится работа по сохранению памяти?

– Первичные исследования всегда ведутся на общественных началах. Потом подключаются представители власти. Огорчает, что на этом этапе нередко встречаешься с формальным подходом чиновников. Когда на словах «Ничто не забыто», а на деле помнят то, что не требует лишних усилий и вложений, работает на конъюнктуру.

Они могут отмахиваться от ухода за одиночными деревенскими могилами, не выделять средства на благоустройство таких захоронений. Им не важны могилы женщин из деревни Петрово, расстрелянных за связь с партизанами, или умерших от голода и мучений  жителей Пухолово... Маленькие, не масштабные подвиги. А нам важна эта память! И деревенским – ухаживают, косят вокруг траву.

Мы стараемся предотвратить обезличивание памяти. Когда на обелисках вместо фамилий бойцов устанавливают общую табличку: «Слава Героям!». Или вместо 200 фамилий оставляют девять. В таких местах мы ставим щиты с полным списком павших воинов.

Совершенно непростительно, когда, реконструируя мемориал, на месте индивидуальных захоронений устанавливают единую бетонную площадку, а фамилии погибших вписывают как попало, не соотнося их с реальным расположением могил. Считаю такие реконструкции воинских мемориалов преступными!

Огромный пласт работы связан с концлагерями, действовавшими на территории региона, и захоронениями военнопленных, мирных жителей. Сложнейший, неудобный вопрос. 

По нашим сведениям, в Волосовском районе в противотанковом рву лежат останки от 6 до 9 тысяч наших граждан. Там было отделение 154-го дулага. Около рва, который вырыли местные жители, после войны на берёзе долго висела табличка: «Мы сами вырыли себе могилу». Мой мотоклуб «Ост» и волосовский «Стальной меридиан» тщетно пытаются пробить стену непонимания – чиновники нашим данным не хотят верить. Мы добиваемся мемориализации этого места,  но власть не признаёт факт существования захоронения.

– А как складывается судьба международного проекта «Мир и память», в ходе которого вы мотоколоннами посещали могилы советских солдат и военнопленных в Европе?

– Мы ведём эту работу уже 12 лет. За нашими могилами, массовыми и одиночными, европейцы ухаживают. А вот соотечественники их почти не посещают. Только в Германии таких захоронений около 3500, а сколько их в Бельгии, Австрии, Франции, Польше, Прибалтике… Мы приезжаем, совершаем поминовение, оставляем венки с триколором. Показываем – русские своих не бросают!

В прошлом году из-за закрытых границ ездили в Белоруссию. Совершили торжественное захоронение артиллерийского разведчика Ивана Константиновича Якимова, погибшего под Ленинградом. К месту захоронения защитника Отечества доставили в сопровождении сотен мотоциклистов: к нам присоединились местные байкеры, на улицы высыпали жители города, они стояли с цветами и встречали земляка. Каждого бы воина так красиво сопровождать к месту вечного упокоения! 

Увы, за 12 лет существования проекта ни разу не побывали на Украине – слишком там не дружественное отношение…

– Какова, по-вашему, роль священнослужителя в действующей армии?

– Война – это не только героизм. Это и смерть, насилие, страх... В обстановке минимальных нравственных норм люди начинают больше руководствоваться инстинктами. Тем величественней выглядят те, кто сохранил своё нравственное превосходство и показал истинное величие. Они настоящие герои. 

В окопах, на грани между жизнью и смертью, люди задумываются о важнейших вопросах бытия. В этот момент у многих просыпается ранее спавшее религиозное сознание. Здесь и приходят на помощь пастыри, своим отцовством прививающие любовь к Отечеству. Именно таких полковых священников заменили в своё время комиссары в Красной армии. Многие – весьма достойно.

Я убежден: на войне побеждают не техникой и количеством живой силы, но силой человеческого духа. Если одолеешь врага оружием, побеждённый рано или поздно попытается взять реванш. А когда победа сопровождается нравственным превосходством, великодушием и милосердием, то это будет уже окончательная победа! В этом тоже заключается пастырская задача.

Беседовала Людмила Кондрашова