Блокадная зима 1941–1942 гг.

• Моя блокада : пусть мои воспоминания будут благодарной памятью / Зинаида Аркадьевна Федюшина ; рисунки Юли Голоушиной. - Санкт-Петербург, 2014.

«Дров было мало, и бабушка топила буржуйку не каждый день. Дома ходили в верхней одежде. Спали мы тоже в одежде. Бабушка прижималась ко мне и пыталась согреть своим дыханием то шею, то плечо, то спину и постоянно спрашивала: «Тебе не холодно?». Иногда с фронта приезжал мамин младший брат — капитан инженерных войск. Он привозил сухари и небольшое бревно. Мы укладывали это бревно между дубовым обеденным столом и письменным столом, и вместе с дядей пилили. Бабушка не могла нам помочь. До войны она была красивой дородной женщиной, но зимой она похудела так, что в качестве ватника носила мое старенькое довоенное зимнее пальто».

«Старший брат бабушки, ему было около пятидесяти лет, работал в Ленинграде на обувной фабрике. Изредка, в выходные дни он приходил к нам. Зима 1941–1942 годов была очень холодной, и бабушка сшила ему наносник – меховую тряпочку для носа. Из-за того, что сильно мерзли руки, и просто не хватало сил, дядя не мог нести свой дневной паек в руках, и поэтому у него на пуговице зимнего пальто висела сеточка с хлебом».

• Дневник политрука : [рукопись : в 6 ч.] / Духин, Яков Владимирович (1920-1944). Тетрадь № 3: 10 октября 1941 г. - 28 марта 1942 г. - [Ленинград], 1941-1942.

1 января 1942 г.:

«Новый год. Я сижу в землянке и встречаю его, записывая эти строки. <…> Изредка издалека доносятся выстрелы ружейно-пулемётной перестрелки. <…> Этот момент мы встречаем в обстановке продолжающегося натиска наших войск. Взяты Керчь и Симферополь. Этот год должен быть и будет последним годом для германского фашизма. <…> Не всегда было весело на душе в 1941 г., а подчас и печально. Но в такие моменты, как сейчас, друг другу говорят: С новым годом, с новым счастьем! С новыми победами в новом году, дорогая страна!».

• Воспоминания о жизни в блокадном Ленинграде / А. В. Циммерманов (1931 г.р.). - Санкт-Петербург, 14 января 2019. https://www.prlib.ru/item/1305036

​«В третьей декаде ноября хлебный паёк был урезан до 125 грамм. <…> Других продуктов почти не получали. <…> Родители, что не выживут, почувствовали с утра 31 декабря, с санками пошли к сестре отца, моей крёстной, и только к вечеру добрели до дома, чтобы оставить меня. Но обратно идти уже не могли. 3 января 1942 г. умерла мама. <…> Вслед за мамой 18 января 1942 г. умер папа, которого удалось захоронить только 26 января. <…> За захоронение в могилу пришлось отдать их хлебные карточки».

• Дневник Малахова Игоря Константиновича. Тетрадь 1-я. 1941-1942 гг. / Малахов Игорь Константинович (03.05.1927 - 19.06.1989). - 1941.

О жизни в блокадном Ленинграде в декабре 1941 г.:

«Неплохо по тем времена встретили мы Новый год. Электричество выключили в восемь часов вечера, но мы зажгли  коптилки. Мы празднично сервировали стол. Радостно горела буржуйка. Подробностей не помню, к сожалению. Был, кажется, густой рисовый суп из консервов, жареный кролик, по 2 блина на душу, кофе с соевым молоком, повидло, хлеб с маслом и сыром (последнее получили по карточкам) по кусочку шоколада. Выпили немного кагору, помечтали о более счастливых днях и в 10 часов разошлись спать, не дождавшись традиционного боя часов кремлевской башни. Так встретили мы 1942 год в осажденном Ленинграде».

«В школе наступили зимние каникулы, и я ходил туда лишь за супом. 7 числа нам в театре им. Пушкина была устроена елка… Даже в такие тяжелые дни, город находил возможность заботиться о своих юных гражданах. Мы смотрели спектакль Музкомедии «Свадьба в Малиновке», беседовали с артистом Королькевичем, потом в ресторане «Метрополь» нас покормили. День прошел хорошо, весело, мы отвлеклись немного от тяжелых переживаний».

• Дневник Хазанова Юрия Давыдовича. 1941-1942 гг. / Хазанов Юрий Давыдович (21.01.1915 г.р.). Ленинград, 1941.

9 ноября 1941 г.:

«Как жить дальше? Но нужно жить! Нужно! Всю волю, всю энергию, весь остаток сил, все нужно мобилизовать для этого.<…> Пережить все. Ведь должен же придти и этому конец. Нам грозит голодная смерть, но, может быть, как-нибудь вытяну. Нам грозит немецкая бомба или снаряд, но, может быть, минует меня этот подарок. Ну что же еще, еще раз скажу: терпеть, ждать и надеяться».

18 ноября 1941 г.:

«Голод все ужаснее! Бомбежки ежедневно и по несколько раз в день. Мелькнула надежда на отлет из Ленинграда, но и она, кажется, рухнет. Что ж, неужели мне грозит голодная смерть? Вот такого конца я не ожидал, но силы тают, как свеча. Вчера вечером  и сегодня утром я был еще полон радужных надежд, но сейчас все во мне снова опустилось и черные мысли опять обступили меня толпой. Почему и эта возможность, правда, очень небольшая, от меня уходит? А как бы я был счастлив. Ну, авось кривая еще выведет».

8 января 1942 г.:

«Вот уже и 1942, это будет памятная встреча Нового года. На столе была капля вина с водой и пшенная каша, это моя первая пшенная каша с момента начала войны. Это был лукуллов пир. Пожелали мы друг другу счастья прослезились и в 8 часов легли спать чтобы не захотеть больше кушать.

И вот с первого числа наступил настоящий голод, нет ничего кроме хлеба и чая без сахара. Люди ходят по улице почти мертвые. Я распух как колода. Нет сил двигаться. Вчера за весь день съел грамм 250 хлеба и 4 полушки из мяса весом каждая граммов 10. Что-то таинственное творится в Ленинграде, какой-то злой рок повис над горизонтом. Наша семья дошла до точки: ни дров, ни пищи, ни света. Я от голода жую без разбора любые лекарства, корицу, лимонную кислоту и вообще все, что попадается под руку».

3 февраля 1942 г.:

 «Эх! Кабы мне вырваться из этого ада, и кончилась бы эта проклятая бойня, как бы я смог теперь после этого кошмарного урока, как бы я смог хорошо устроить свою жизнь, только бы бог и судьба дали мне жизнь. Моя мечта Батуми. Забрать маму и на юг к теплу, морю, фруктам и овощам, к тихой, спокойной и мирной жизни. А ведь это не миф, а вполне реальные мечты <…> Господи, дай хоть проблеск в моей жизни к лучшему. Ну за что так наказываешь, уж не такой я грешник. <…> Я хочу жить, мне всего 27 лет и я имею право на жизнь. Да! Должен быть поворот. 8 месяцев мучений при моих силах и здравии — это для меня через край».

• Фрагмент дневника Валентины Александровны Меллер : [1941-1942 гг.]. - [Ленинград, 1941-1942].

​(Меллер Валентина Александровна (урожд. Лодочкина, 1912-1994) - пережила блокаду Ленинграда, в период с 1939 по 1945 гг. вела дневник. - Фрагмент дневника включает фрагментарные записи, сделанные Валентиной Александровной Меллер с июня 1941 по июнь 1942 года)

25 декабря 1941 г.:

«Сегодня самый радостный день за период войны. С утра все люди поздравляют друг друга и все потому, что с сегодняшнего дня прибавили норму хлеба на рабочую карточку по 100 г, а на все остальные, т.е. детские и иждивенческие, по 75 г. Я получила 100 г. хлеба на два дня, так я пожалуй за сегодня свою норму и не съела. Конечно, съесть я ее могла. Но вполне терпимо смотрю на завернутый пакет, который меня все же соблазняет, но я думаю, что доживу вполне до завтрашнего обеда, т.к. сегодня я съела 4 дурандовых лепешки и мясную, так что я есть не должна хотеть. Но меня удивляет то обстоятельство, что, сколько не ешь, а кушать все хочешь, и я еще не верю в то, что наступит такой день, когда я буду сыта, но думаю, что скоро все же наступит. <…> Вся надежда на улучшение продовольствия, на новый 1942 год, вот очистят северную дорогу, и Ленинград получит много продуктов».

• Доброва Елизавета Алексеевна (1930–). Воспоминания о моей блокаде. 2011

«Ленинградцы-блокадники это особого сорта люди! В самое трудное время осады города, сами голодные и ослабленные, эти люди помогали друг другу, чем и как могли! Так  и нам помогла соседка по нашей лестнице, жившая выше, над нами. Заметив, что мама не выходит, тетя Злата спросила меня о маме. Я ей все рассказала, и она сразу пришла к нам, посмотрела в каком состоянии мама, погоревала с нами, а потом сходила домой и принесла целое блюдечко горчицы!!! Это был, поистине, Царский подарок! Несколько раз мы ставили круговые горчичники, и это спасло маме жизнь.

В памяти моей с той поры осталось навсегда, — если человек в беде, ему надо обязательно помочь, — чем и как можешь! В тяжелое время легче перенести все беды-невзгоды, если чувствуешь, что рядом есть добрый Человек, который с тобой и готов придти на помощь в трудную минуту. Ленинградцы тех лет и «старое поколение» истинных блокадников, как пионеры, всегда готовы помочь тому, кто в беде».

• Федорова Надежда Васильевна (1927-2016). Дневник

«А есть все хочется и с этим ничего не поделаешь. Казалось, что эта мысль съедала все твое существо. Помню, как мы с братом нашли сыромятные ремень. Разрезали его на кусочки и долго, долго варили, все ждали, когда в этом бульоне появятся звездочки жирка. Пилили стулья, чтобы затопить печурку. На моем большом пальце и до сих пор сохранились зигзаги от пилы. А на одном пальце ножом отрезана макушка. Она приросла не ровно. Уж очень хотелось тоненькими кусочками нарезать хлеб, чтобы было его побольше».

• "И каждый день войны со мною..." (Годы блокады моей семьи): воспоминания моей мамы Нины Петровны Полоцкой / Наталья Литвиненко. - 2016-2017. 

(Полоцкая Нина Петровна (1931-2014) - житель блокадного Ленинграда, находилась в городе в период с 8 сентября 1941 года по 4 января 1944 года находилась в Ленинграде. Ветеран Великой Отечественной войны, ветеран труда, имеет государственные награды)

«Смерть измученных холодом, голодом людей наблюдалась повсеместно и была явлением обыденным. К окружающей тебя каждый день смерти привыкли. Слез уже не было, не осталось, появилось полное равнодушие. Все понимали, что в любой день эта учась могла ожидать любого. Поначалу смерть родных людей переживали очень сильно, отчаянно, но потом люди настолько очерствели, сил реагировать уже не было. Трупы были повсюду. Идя по улице можно было видеть замерзших мертвых людей. Они сидели, прислонившись к стенам домов, или лежали на середине улицы <…> Однажды по Кондратьевскому, вероятно, на Пискаревку или на Богословское ехали машины с трупами, и их было много. Окоченевшие тела с торчащими в разные стороны руками и ногами. Люди, молча, взглядом провожали эти машины».