…Генерал Симоняк, заложив руки за спину, не спеша ходил по избе. Был он высок ростом, широк в плечах. Не глядя на собеседника, хмуро спросил:

— Не слышал, подполковник, как о ваших танках говорят?

И не ожидая ответа командира танковой бригады Хрустицкого, явно подражая кому-то, сказал:

— Та це ж рази танки? Их не то,  что из пушки — из рогатки подобьешь.

Комбриг неопределенно пожал плечами. Он не собирался расхваливать боевые машины, которые не считал совершенными. Действительно, танки Т-60 казались карликами рядом с такими исполинами, как КВ или Т-34, способными сокрушать прочнейшие вражеские укрепления. Но были у его «малюток» и свои преимущества, о которых тоже не следовало забывать.

— Кажется, Суворов говорил: там, где пройдет олень, пройдет и русский солдат, а там, где оленю дороги нет, все равно солдат пройдет.   За  точность слов не ручаюсь, товарищ генерал,  но  смысл именно такой.

— Это вы к чему, подполковник?

— А к тому, что наш танк,  как русский солдат… И Неву стрелой проскочит, и в торфяных болотах на левом берегу не завязнет…

— Уверен  в этом?..

— Головой ручаюсь.

— Побачим, — пробасил Симоняк. — На войне по-всякому бывает.

Он пригласил комбрига к столу. Оба склонились над картой, расчерченной красными и синими линиями. Уточняли буквально каждую деталь переправы через Неву и боя на переднем крае неприятельской обороны, хотя оба знали, что нельзя все предусмотреть и дело может обернуться совсем не так, как они планируют.

Да, война есть война. Пять раз уже пробовали наши войска прорвать кольцо блокады. Не получалось. Фашисты будто клещами впились в приладожскую  землю.

И сейчас бой предстоит трудный. Вести его надо будет на таком участке, который дает много преимуществ  противнику. Наши позиции от  неприятельских  отделяются шестисотметровой шириной  Невы. По ее левому обрывистому берегу и проходит немецкий передний край. К нему не подберешься незаметно. И люди, и танки будут двигаться по открытому льду на виду у противника.

— Сколько минут? — прикидывал Симоняк. — Пожалуй, не меньше шести-семи…

— Танки пройдут быстрее, — сказал Хрустицкий. — Но забираться на берег им будет тяжелее, чем пехотинцам.

— А вы подумайте, как облегчить… Подумайте.

Они говорили о трудностях и заранее искали возможности их преодолеть. Оба как будто остались довольны друг другом. Прощаясь, Симоняк сильно пожал руку новому знакомому.

— Значит, каждый танк пойдет, как русский солдат?

— Надеюсь, товарищ генерал…

* * *

В январе 1944 года  Хрустицкому  стало  ясно, что Говоров имел дальний прицел. Как только наши войска, наступавшие с Приморского плацдарма и из-под  Пулково, протаранили немецкую оборону, бригаду ввели в прорыв. Танкистам поставили задачу: на плечах отступавшего противника ворваться в Волосово и отрезать пути отхода к Кингисеппу вражеской гатчинской группировке.

Двигались двумя колоннами: с одной — Хрустицкий, а со второй — Румянцев. За полтора года эти два человека крепко «притерлись» друг к другу. Горячий, порой вспыхивающий,  словно порох, комбриг, и сдержанный и осмотрительный замполит.

Ветер бросал в лицо колючий жесткий снег, но комбриг не торопился укрываться в башне. Танки с каждым километром приближались к линии фронта. Хрустицкий закрыл люк, сел на свое место к орудию.

До деревни  Большие  Губаницы  колонна  двигалась,  не разворачиваясь. Танкисты на ходу сбивали вражеские арьергарды. И в деревню, оседлавшую перекресток двух дорог, ворвались неожиданно для противника. Разгромили штаб неприятельского полка, раздавили гусеницами несколько артиллерийских и минометных батарей.

Головной отряд, не задерживаясь, устремился к Волосово, до которого оставалось около десяти километров. Хрустицкий с двумя ротами остался ждать подхода  наших главных сил. Машины рассредоточились, образовав кольцо вокруг деревни. Откуда бы ни показался противник, всюду его ждал огонь «тридцатьчетверок».

Отступая из Гатчины, гитлеровцы наткнулись на неодолимую преграду. Заговорили наши пушки и минометы…

Первая контратака фашистов захлебнулась, вторая — тоже. Немцы, стремясь любой ценой проложить себе дорогу, двинули против танкистов артиллерию и свои бронированные машины.

— Стоять насмерть! — радировал экипажам комбриг.

Против его танка разворачивалась батарея противотанковых орудий. Немцы выдвинули их на прямую наводку. Наступил тот момент, когда все решают секунды и когда побеждает более сильный духом.

Машина Хрустицкого двинулась на врага. Раздавлено одно орудие, другое. У третьего танк остановился — отказал поврежденный снарядом двигатель. Второй снаряд поджег машину. Начали рваться боеприпасы. Танк охватило пламя.

…В феврале, когда бригада сражалась уже далеко от Ленинграда, радио принесло весть: Владиславу Владиславовичу Хрустицкому посмертно присвоили звание Героя Советского Союза. Это была высшая оценка боевых заслуг смелого командира и за этот последний короткий бой, и за все предыдущие, ибо в каждом из них он действовал как коммунист, как человек, для которого Родина — превыше всего.

Шли вперед и вперед гвардейцы-танкисты. И Хрустицкий незримо сражался рядом с ними под Нарвой, на Карельском перешейке, в Прибалтике, в Северной Германии, отважный командир, смертью своей поправший смерть.

Из сборника очерков «СЛАВА ГЕРОЯМ»

Составители  Кузнецов П. И., Пономарев И. А., Харитонов К. И., 1965 год