В начале войны с кучей болячек я более полугода лечилась в Филатовской больнице. Было мне тогда два года. В январе 1942 года меня выписали. Транспорт уже не ходил, и подруга моей тети привезла меня домой на саночках. В больнице дети регулярно менялись, потому что кто-то умирал, поэтому дома я в первую очередь по привычке спросила, кто будет дежурить, чтобы выносить умерших…

Жили мы с крестной (папиной сестрой) на Васильевском острове, на улице Железноводской в коммунальной квартире. Соседями были супруги Сургай: Иван Лаврентьевич – военврач из Кронштадта и его жена тетя Тася. Меня по какому-то счастливому стечению обстоятельств определили в круглосуточный детский сад, но когда крестная или соседи по коммуналке приходили домой на входной, меня всегда забирали домой. Детский сад находился недалеко от Финского залива, и мы видели там корабли, на улице – военных моряков, которые угощали нас «черными» макаронами из котелков, а мы ходили к ним выступать с концертами. Для этого тетя Тася шила мне из своего костюма украинский костюм, соорудила нехитрый веночек с лентами на голову.

Играли мы в склепах лютеранского кладбища, появившегося еще во времена правления Анны Иоанновны. Через это кладбище меня водили к часовне Ксении Блаженной.

В нашем доме находился магазин, где продавали блокадный хлеб. Мама Тамары Жаровой из 29 квартиры умерла прямо в очереди… Она была такой исхудавшей, что даже не упала, стиснутая соседями по очереди. Тамару отправили в детский дом. Я очень просила крестную взять ее, но мне объяснили, что так будет лучше для девочки, потому что там кормят, а у нас есть нечего, и мы можем умереть.

Но нам повезло: во дворе сажали овощи, а в прачечной во дворе была вода и шесть больших деревянных лоханок. Жители жома собирались, грели воду и устраивали банный день, а потом стирали белье.

На нашей улице все дома были разбиты. Мне из окна были хорошо видны в развалинах содержимое бывших квартир…

На Васильевском острове было много военных заводов. Фашисты часто бомбили наш район, и я помню, что небо было затянуто сеткой, которая в местах попадания бомб была порвана и свисала клочьями.

По нашей улице ходил трамвай, и крестная отправляла меня в детский сад, прося вагоновожатую остановить вагон в нужном месте. Так я самостоятельно ехала две остановки.

На Новый год деткам выдали по несколько мандаринок! Меня учили, как есть это лакомство: сначала сами дольки, потом белую мякоть, а потом кожуру. Однажды в сломанной погремушке случайно обнаружила горох - сваренный из него жиденький супчик был настоящим праздником! А в 1943 году выдали 300 граммов конфет. Я помню, что было восемь штук. Крестная дала мне полконфетки. Я положила эту драгоценность за щеку, но почувствовать вкуса не успела: вкуснятина моментально куда-то провалилась… Я попросила чаю (это был обыкновенный кипяток) в надежде, что мне дадут еще кусочек конфетки. Но увы… А сладкого хотелось очень! К тому же мне сказали, что если мешать чай в одну сторону сто раз, считая круги, то чай получится сладким. Этого не случилось, но зато я научилась считать!

Печку в квартире топили книгами. Одну из них я спрятала. Это был том Некрасова. Там мне понравилась картинка и стихотворение «Что ты жадно глядишь на дорогу». По этой спасенной книге я научилась читать.

Дома был радиорепродуктор, который никогда не выключали. Звук метронома до сих пор повергает меня в дрожь… Но в самые тяжелые блокадные дни Ленинградское радио помнило о детях: для них диктор Мария Петрова читала сказки! Это я тоже помню очень отчетливо.

На нашей улице был завод «Марксист». Рядом – городская баня, превращенная бомбежками в руины. Ее восстанавливали пленные фашисты – жалкие, подавленные, замотанные в какие-то лохмотья. Не в силах справиться с любопытством, мы, ребятишки, ходили на них смотреть. Что греха таить: пробегая, плевали в сторону врагов, причинивших нам столько бед и несчастий.

Очень хорошо помню салют в день снятия блокады – мне его хорошо было видно с чердака нашего дома…

Вспоминая свое блокадное детство, не перестаю восхищаться всеми, кто встречался на моем пути, ведь я жива, благодаря благородству и любви взрослых! Детей в блокадном городе берегли и спасали всеми возможными и невозможными путями…